Каждый раз, когда он засыпал, стены Королевской гавани, красные камни Замка отступали назад, проседали под тяжестью огненного летнего Солнца и пропадали в земле. Земля же покрывалась травой, густой, лопающейся с хрустом под тяжелым сапогом с брызжущей молоком сочностью.
Мир, представший за его сомкнутыми веками, раздражал, выводил из спокойствия обычное состояние сжатой пружины его тугих и иссушенных жизнью мышц. Сам воздух, который в Красном Замке был насыщен сладким ароматом дев, пряного вина, плавленого воска и горящего масла в факелах, тонкими струйками яств с кухни менялся. В нем не было следа человеческих искушений и пороков.
Шумно и больно Пес втянул воздух в легкие, почувствовав надувающуюся грудь, как бурдюк с водой.
Зелень и пламень того мира засасывала сильнее самой безумной битвы. Вот он с поднятым в замахе мечом, вот катится голова безумца, что осмелился встать на пути. На мече осела кровавая роса. Вот фонтан жизненной влаги, что льется дугой из распахнутого горла дождем, омывает раны, ласкает, чтобы после ссохнуться бурой коркой, стянуть обожженную кожу. Вот…
Вот…
Не бывало ранее, чтобы он не желал остановиться, заставить себя смотреть на людей, на этот мир без жажды разрушения. Тряпки на красных стенах, позолоченные подсвечники, хрупкие станы дам, прозрачные души рыцарей, тонкая шея короля.
Пятнадцать лет назад он мог сломать шею сопляка, возомнившего себя Старым Богом, Новым Богом и Драконом, Львом и собственным отцом одним сжатием руки. Он мог уколоться костями и упиваться болью ребенка.
Пес распахнул глаза.
***
- Мой король.
Она склонила свою маленькую хорошенькую головку, волосы рассыпались по плечам осенней листвой. Ее тело кричало о смирении, и голова ее склонялась не в трепещущем жесте покорения воле ее государя, обещанного судьбой будущего мужа – словно перед палачом леди Санса опускалась вниз.
- Твой брат, предатель, я хочу напомнить тебе, что ты можешь поплатиться за его грехи!
- Мой король, я не виновна в преступлениях моего брата-изменника.
Ножны меча больно ткнулись в ее живот. Ланнистер ударил ее не в полную силу, лишь пресекая ее речь.
- Молись Богам, и после того, как твой брат приползет просить пощады к стенам моего замка, я не насажу его живьем на копье рядом со смердящей головой твоего отца. Ударь ее, Меррин, но только не по лицу!
Кулаки рыцаря сначала ударили ее в живот, сбивая с ног на землю. Мясистые пальцы скручивали запястья, а бил он не жалея сил, разрывая платье на спине и груди.
- Хватит, - голоса Пса она не слышала из-за противного мерзкого шума в голове.
- Нет! Пусть он бьет ее еще! Она должна быть наказана за своего братца-оборотня!
- Еще удар и она не сможет родить вам наследников.
Меррин, занесший кулак, остановился и держал ее за лоскут истерзанной ткани, не давая лечь на каменный пол. Ее руки обвисли плетьми, любое движение придавало ей мучительную боль. На грудь капали крупные соленые слезы, нос покраснел, а на щеках пятнами выступил румянец.
Пухлые губы Джоффри скривились еще больше.
- Дантос, брось предательницу в ее комнату. Сейчас она перестала быть красивой.
Укутанная в плащ королевского шута, Санса вскинула голову, чтобы посмотреть на своего короля. Девочка ничего не соображала, и раньше никогда не поднимала взгляда. Но этого раза было достаточно для Сандора, чтобы понять, почему же ему снится дикий чистый зеленый мир.
***
Сандор закрыл окна, чтобы огни над Черноводной не будили его. Если замок сгорит, то он сгорит вместе с ним, пьяный и без страха. Плавиться в пламени Станниса за безумца он не желал. Вино успокоило его, но ненадолго. Сквозь сумрак прорастали иголки изумрудной зелени, набухали весенним соком, лопались коконы цветов, расправлялись лепестки самых разных цветов и оттенков.
Клиган задышал часто-часто, гоняя через легкие гарь, пытаясь избавиться от свежего дурмана. Ничего не помогало, кулаки били в мягкую перину, как в почву и руки пачкались о черную жирную землю.
Если бы ему хватило сил, он бы застонал, но Пес не умел стонать. В жизни не умел, а там глубинную синь неба прорвал вой, и время застыло. Его взгляд опустился вниз, носом он уткнулся в траву, не понимая, что происходит, почему его не держат ноги, почему он не может встать, а только лишь воет от боли, словно его шерсть подпалили, а живот проткнули горящей палкой.
Дыхание сперло, а язык обожгло сухостью, огонь прорвался внутрь, раздирая глотку, скребя по ней сухим беспомощным криком.
По обе стороны в его лапы вцепились две мощные желтые гиены. И чем сильнее их клыки вцеплялись в его жилы, тем сильнее жидкий огонь тек по венам от укусов вверх, к глотке, через нос вбивался пеплом в его чувствительный песий нос, разъедал глаза…глаза.
У волчицы перед ним были голубые холодные глаза. Да, в них отражались желтые блики огней Королевской Гавани, но сверкали только ледяные звезды Винтерфелла.
«Все Старки оборотни, даже такие, как эта пташка», - блеск этих северных звезд не гас.
- Закричишь -- убью.
В ответ она качнула головой, забыв, как дышать. Отпустив ее и отступив на несколько шагов назад, он выдохнул. Его руки жгло от слабого тепла ее кожи, и он не нашел ничего лучшего, чем открыть еще одну бутылку вина.
Ее взгляд скользнул к кровати, поняла, наверное, пташка, что он лежал на мягкой постели, провонявший железом, кровью и рвотой. В глаза она не смотрела – боялась.
Его лицо было заляпано чужой бордовой кровью, скрывающей ужасный шрам на лице. И сейчас, только сейчас можно было вглядываться в него, не кривясь от омерзения и подступающей тошноты – тщательно смазанная темнотой и кровью половина его лица была спрятана от ее взгляда, как и от него, синие глаза леди Старк.
- Спой мне пташка, спой. Ты обещала.
- Мне страшно, прошу Вас, отпустите меня.
- Посмотри на меня! Посмотри!
С остужающими огнями Винтерфелла было лучше: хмель выветрился из его головы, - я позаботился бы о тебе, спой мне! – он прижал ее тонкое тело к себе, чувствуя, как трепещут руки, словно крылья, а потом отшвырнул на кровать.
Холодное лезвие кинжала закололо у горла, и от испуга все песни вылетели у нее из головы.
- Пой мне, пташка, про Джонквиль и Флориана, пой про Драконьего Рыцаря.
Голос ее дрожал и не был так приятен, как раньше. Она пела про матерь, закрывающую щитом от врагов своих сыновей и дочерей – старую молитву, хотя Пес говорил ей, что верит только в белки закатившихся глаз и хрипы, вырывающиеся из горла перед самой кончиной. Сандор отвел кинжал от ее горла.
- Пташка, - ее пальцы коснулись его изуродованной щеки.
«Так, наверное, плакали твои Старые Боги, -- думал Сандор, -- кровью из своих вырезанных глазниц, Не стоит пачкать нежные пальцы о кровавые слезы старого Пса».
Клиган поднялся с кровати, разрывая опостылевший белый плащ.
Эддард был похож на шута со своими предупреждениями о скорой зиме. Кому он вещал о холоде, долгих годах голода, мерзлоты и несчастий? Разнеженным евнухам, рыцарям, дамам. Кто знал, что приехав десницей короля, Старк привез зиму с собой?
@настроение:
я
@темы:
счастье есть;,
мое;,
творчество;